Помню, завыл от частных детективов, я писал такой сериал, от романтических выдуманных историй, от рокеров, был такой фильм у меня, и я сел, обложился книгами и быстро, ночами, в тишине, стал писать о Корчаке.
Кто не знает (хоть и сомневаюсь, что есть такие, но все-таки): был такой врач, учитель, директор дома сирот, который жил, писал для детей, врачевал, любил, сражался за справедливость, чтобы дети не горевали и не плакали. Было ему плохо, когда было плохо ребенку, считал он их самыми незащищенными и защищал поэтому, но и воспитывал - он был великий педагог.
Он мечтал создать у себя в доме сирот детскую республику справедливости, которой бы дети сами и управляли. Где был бы свод справедливых законов, свой парламент, суд, но все было бы освещено равенством и справедливостью. Где дети бы учились ощущать боль друг друга, учились любить и поставили бы эту учебу превыше всего...
А вокруг было Варшавское гетто, смрадный период страха, ненависти, слез, голода. И это, конечно, меня заводило, что в этот период диких страданий у него дети мечтали о будущем, о счастье быть вместе... В самые страшные дни!
Я все время мучался мыслью: как он всего этого добился?! При этом сам он все ощущал. Он выходил на поиски еды для детей и все видел, что происходит, знал, что с ними со всеми будет, мучился, не спал, выпивал для храбрости, депрессировал, а детям этого не показывал...
Ну вот, я написал сценарий, а фильм не сделал. И не потому, что не мог. Мог. И деньги на него находил. И студия соглашалась. И все говорили: "Давай-давай!" А я тянул...
И правильно тянул, я теперь это понимаю. Не было мысли - для чего я это делаю. Цели были мизерные. Узко мыслил. Тогда как Корчак мыслил широко.
И вот через 15 лет, я уже в Израиле, уже снимаю, уже меня знают, и я роюсь в своих бумагах, ищу какой-то документ и раскапываю этот свой сценарий. Помню это мгновение - как щелчок: "Елки-палки!"
Я подаю сценарий в кинофонд в полной уверенности, что сразу получу на него деньги, но не получаю. Он не проходит, подаю снова, снова не проходит. Тут начинается "хождение по мукам" - по фондам, по частным лицам... И только случайно через 2-3 года мне дают на него небольшую сумму, и я снимаю, очень изменив сценарий.
Но я знаю, что я снимаю. Я снимаю фильм о вселенском человеке, который пишет в своем дневнике, что он хочет быть, как ребенок. Наравне с ним. Ребенок для него - как зеркало, в котором он, Корчак, видит себя несовершенным, испорченным, эгоистичным... И он работает над собой, учится любить, благодаря детям, учится думать не о себе - о них, обо всем мире. Да-да! Обо всем мире! Строя эту детскую республику справедливости, он думает обо всем мире. Соединенном, справедливом мире! И он сам меняется.
Приближается этот известный поход смерти в Варшавском гетто, когда всех вывозят на уничтожение. И Корчак умудряется объяснить детям, что нет смерти. Что смерть тела - это не смерть, что есть что-то вечное в человеке и если он соединяется с этим вечным, он и живет вечно. В принципе, он говорит о душе.
Так и выходит детский дом сирот в последний свой поход. Они выходят строем, с барабанным боем, жить они идут... А все вокруг ползут от слабости и страха. А дети так и входят в вагоны строем...
Я, наверное, приложу фильм. Посмотрите, если захотите. Можно было много еще сделать, но, во-первых, не было денег. Вместо Польши я нашел у нас, в Израиле, дом, который шел на ремонт, и я начал крутиться вокруг этого дома, словно я в Варшавском гетто. Комнату Корчака я снимал в нашей фотостудии... Да чего там! Я не ропщу. Главное - мысль, мне кажется, проходит...
