Пурим без масок

Оглядевшись вокруг, заглянув в себя, каждый увидит, прагматичного, самоуверенного Амана, решившегося разделаться с остатками опасных фантазий, Эстер, утаивающую свое неблагонадежное происхождение, и Мордехая, который не склоняется перед властителями кошельков и дум, но почему-то скромно сидит в приемной у Главного

Мы недооцениваем свою историю, своих мудрецов, себя самих. Бал-маскарад? Как бы не так! Живые, подлинные персонажи! Реальность нашего мира и наших желаний.

Вот они – иудеи, разбросанные повсюду и везде неплохо устроенные. Их можно найти даже там, где их как бы нет – в какой-нибудь дикой перуанской глуши или на заснеженных гималайских тропах.

Диво что за желания: умеют укореняться в нас так, что не сдвинешь, и в то же время легки на подъем. Резко выделяющиеся, но упорно притворяющиеся обычными. У всех на виду, но с искренним недоумением в глазах: «Чего вы к нам привязались?»

А как же к ним не вязаться, если от них даже когда хорошо – всё равно плохо? Если веет от них величием и бедой – что крайне негативно действует на нервы. Невольно хочется отделаться, избавиться от такой напасти, ради собственного спокойствия и блага.

И избавляются – вот уже тысячи лет, самыми разными способами. Душат, жгут, режут внутри, выкорчевывая вздорные порывы. И истребляют снаружи – как водится, насылая «справедливые» кары на этих инакомыслящих и инакочувствующих.

Вот он Аман, подчинивший себе жизнь, прогнувший всех, возвеличенный самой судьбой. Предводитель всего резонного и полезного во мне, опытный, наторелый, прожженный, умеющий извлекать выгоду для меня, любимого. Или для «великих мира сего», которых обслуживает в качестве ведущего консультанта, а то и целого мозгового центра.

Для него евреи – кость в горле, даже если сам он вышел из их среды. Пока они перед глазами, его снедает тревога, его гложет ненависть к этим «другим». И он не успокоится, если не доведет игру до победы.

А вот его антагонист Мордехай, квинтэссенция еврейской уникальности, средоточие того свойства, которое делает из нас народ, единое целое, отдельное желание, как ни крути, не вписывающееся в общий ряд, противопоставленное остальным.

Желание это чуждо ненависти, но непреклонно. Оно целиком обращено на отдачу, оно всё – милосердие. И даже перед лицом смертельной угрозы оно не пойдет на компромисс, не падет ниц перед всесильным выскочкой, получившим карт-бланш.

Однако евреи не беззащитны. Да, Мордехай тихо сидит в приемной, хотя очередь ему не назначена. Но это потому, что он видит подлинную причину происходящего. И принимает надлежащие меры.

А подлинная причина кроется не в злодее Амане и даже не в том, кто его повысил. Она – в самих иудеях, что отреклись от себя, в их распавшемся единстве, в их потухшем костре.

Они слишком увлеклись, желая быть как все. Но разве может высокое свойство служения другим быть как все? Разве может отдача, заложенная в человеке, безнаказанно стать игрушкой эгоизма? Нет. Эта дорога, сколько бы она ни петляла, всегда заводит в тупик.

И потому выходит на сцену Эстер – скрытая до поры сила. Зажатое, вытесненное из сознания стремление объединиться во что бы то ни стало. Не потому, что тогда мы выживем, но потому, что только тогда каждый из нас и все мы вместе сможем реализовать себя по-настоящему. Не так, как все. Ради всех.

Именно Эстер призывает иудеев объединиться – и они откликаются, поняв, что иначе не останется в человеке – или в мире – ничего, что позволит ему подняться над собой.

А значит, Пурим – это наше воссоединение. Здесь и сейчас. Часы тикают, Аман договаривается с царем, Мордехай сидит у царских врат, Эстер таится во дворце. Все персонажи расставлены по местам. И часы тикают…