Каждую пятницу Двора и Шмуэль собирали своих взрослых детей с семьями в своем большом, опустевшем доме. Приезжали не все. Кто-то хотел побыть дома, кто-то был занят, причины разные. Двора не настаивала. Дети уже взрослые сами решат, где им хорошо покушать.
В период "между теснинами" (три недели между 17-го тамуза и 9-го ава) Двора никого не приглашала. Эти дни в Израиле нелегкие. Память о разрушении римлянами Второго храма, о ненависти, которая погубила евреев, живет в подсознании народа. Поэтому в эти дни лучше не ссориться, не заключать сделки. Нет свадеб, больших празднеств…
Но на этот раз мы, старшее поколение, решили собрать всех детей вместе.
В нашей семье, как и во всей стране, пошли раздоры. Поэтому, как сказала Двора, она намерена собрать всех детей и прочистить им мозги. Я согласилась. Прочистить мозги им давно пора.
В Израиле сейчас беда. Страна разделилась на левых и правых. Бесчисленные демонстрации, на которых все чаще и чаще возникают потасовки, ненависть к тем, кто думает по-другому, постоянные пробки из-за перекрытия дорог демонстрантами…
Все это загнало страну в состояние, похожее на то, что случилось 2000 лет назад. Как и тогда вдруг раскрылось слишком много ненависти между нами.
В нашей семье, как и в стране, бурлят те же страсти.
Началось с того, что старший сын торопился на встречу и застрял в пробке, которую устроили протестующие. В первый рядах этих протестующих он увидел сестру и ее мужа. Пропустить его они наотрез отказались. Пробка тянулась несколько километров. Множество людей были вынуждены отложить свои планы и торчать на трассе, пока демонстранты выражали свое мнение.
В результате брат и сестра перестали разговаривать друг с другом, семьи поссорились.
В другой семье обстановка еще хуже, там ссоры между мужем и женой. Женщина работает в коллективе, где все правые, а муж в коллективе за левых. Соответственно и взгляды их такие же.
Конечно, моя сватья, мать и глава всей этой марокканской семьи, не смогла такое спустить. Я сразу встала на ее сторону. И вот обговорив все тонкости, черты характеров, семейные отношения, вкусы наших детей, мы организовали встречу. Явились все! Невозможно было отказать Дворе, когда она приказным тоном, но ласково приглашает на встречу. Отказ расценивался бы как тяжеленное преступление.
За столом сидели как обычно, по уже устоявшемуся обычаю. Старшие ближе к родителям, младшие чуть дальше. Были только самые близкие, которых собралось несколько десятков, включая детей разный возрастов. Стол был накрыт празднично. Все могли найти здесь свои любимые блюда. Малышей собрали отдельно. Для них тоже приготовили много вкусняшек.
Начал хозяин дома. Подумав немного, он ясно сказал, что думает об идиотах, которые вместо того, чтобы объединятся, готовы поубивать друг друга, потому что кто-то кому-то не заплатил или переплатил. И если там есть олухи, которые вместо того, чтобы объединить народ, науськивают одних на других, то в его семье таких идиотов не было и не будет!
Двора молчала. Но все знали, что Шмуэль просто выразил в словах их общую ярость, когда они узнали о ссорах в семьях детей.
За столом все притихли, задумчиво копались в своих тарелках, осмысливали слова отца.
В тишине вдруг все услышали: "Твой папа плохой, он предатель". И в ответ: "А мой папа сказал, что это вы все предатели, и ты тоже. И если вам здесь плохо, то можете проваливать из страны".
У детей были свои разборки из-за того, что они услышали от родителей.
Я никогда не видела Двору в таком состоянии, но для ее детей это состояние было знакомо, поэтому страх на их лицах был явный.
Через минуту после детского диалога она очутилась около пап своих внуков. Один из них был мой сын, другой - ее. Подзатыльники получили оба. А вот с их женами у нее был особый разговор. Его уже никто не слышал, но к столу обе они вернулись тихие, смиренные, вытирая глаза и носы. Аппетит к ним так и не вернулся.
Старшие внуки по ее указанию подсели к малышам, и скоро уже все папы у детей опять стали хорошими, дружба наладилась. Прикончив сладости они дружно пошли разбирать игрушки.
С их родителями было сложнее, разговор не налаживался.
Слово взяло старшее поколение.
Шмуэль сказал: "Ребята, вы что, совсем поехали? Там наверху дерутся. А нам надо быть как никогда вместе, чтобы выбрать тех, кто будет нас объединять, делать страну сильной, а не сталкивать евреев друг с другомАХАЛа выразился резче: "Вы забыли, что вас в любую минуту могут призвать в армию!? У каждого из вас будет оружие, так вы и там будете драться друг с другом?"
Были еще тосты, фразы. Иногда проскальзывало несмелое "демократия", но очень быстро тонуло в наших гневных словах. Мы, старшее поколение, не сговариваясь хотели одного - чтобы в нашей семье ничто и никто не смел разъединить нас. И нам это удалось. Разошлись все поздно. Прощались друг с другом тепло. Троекратные поцелуи, принятые у марокканцев, были искренними, объятия - сильными.
Но ярость Дворы осталась. Ярость матерей против тех, кто заставил наших детей ссориться, осталась. И еще остался страх за страну, в которой раздувают ненависть между братьями. Страх разбиения и горя, изгнания и разлук. Тот самый страх, который преследует нас 2000 лет.
