Нашим родителям было непросто друг с другом. Тем не менее, все было более-менее дружно. Встречались только по общим праздникам. Вместе по-йеменски выходили из Египта в Песах. Вместе принимали благословение от дедушки-таймани в Рош а-Шана. Вместе строили сукку в Суккот и веселились в Пурим.
Моя светская семья не была посвящена во все еврейские обычаи. Родители выросли в твердом убеждении, что религия - это "опиум для народа".
В Израиле мы праздновали праздники, особенно не вдаваясь в их смысл и атрибутику. Поэтому с удовольствием подчинялись нашим просвещенным в этом отношении новым родичам.
Наши мамы устраивали настоящее соревнование по национальным блюдам. И в праздники с привычных бурекасов, шницелей и чипсов мы переходили на джахнун, суп из бараней ноги, йеменские гуявы, пахучее хильде. Все это перемешивалось на столе с фаршированной рыбой, селедкой под шубой, малосольными огурцами и, конечно, оливье.
Из вежливости мои родители мужественно ели хильде с жирным супом, закусывая малосольным огурцом. Муж с трудом глотал мамино оливье в прикуску с… ляхух...
Так мы спокойно, без особых встрясок прожили год. И вот у нас родился сын. Их внук. Это был полный переворот в нашей устоявшейся семье.
Обе бабушки очень хорошо знали, как правильно растить ребенка, но каждая знала по-своему. Йеменские и смоленские методы воспитания были разными. И здесь каждая стояла на своем насмерть. Ведь дело касалось единственного внука.
Наши родители приезжали к нам каждый вечер. Бабушки решительно шли прямо в детскую, не желая уступить друг другу права на ребенка. Дедушки получали отпуск и удобно устраивались около телевизора. А мы в стороне с тревогой наблюдали за поведением наших мам.
Встречи были бурными. Часто обе бабушки дружно набрасывались на нас, впадая в отчаяние от таких бестолковых родителей, которые достались их внуку. Иногда они схватывались друг с другом. Это было хуже.
Как купать ребенка, какой должна быть температура воды, где он должен спать, когда есть и во что одеваться... - на все у них были разные мнения. Вежливо, но непреклонно они доказывали друг другу свою правоту.
Желая сгладить такие конфликты, мы стали заранее готовиться к приходу наших мам. Муж гуглил, лихорадочно вылавливая из интернета методы кормления, купания, одевания..., которые удовлетворили бы обе стороны.
Но вот когда их желания совпадали, нас охватывала долгожданная радость! Это случалось, когда они начинали петь колыбельную. Это было чудесно.
Когда мамин чистый альт нежно выводил «Ой баюшки баю», низко подхватывала мелодию моя свекровь.
А когда «Нуми-нумиялдоти» - начинала свою колыбельную свекровь, без слов вторила ей моя мама.
Они сидели, обнявшись около кроватки малыша. Два голоса сливались в одну мелодию. На них таращился внук, улыбался и так, с улыбкой, потихоньку засыпал. А мы тихонько переходили в салон.
Умиротворенные бабушки садились рядышком и старшее поколение начинало беседовать. Вспоминалась алия с одной и с другой стороны. Рассказывали о еврействе в странах исхода, о гонениях и погромах. История двух таких непохожих семьи сливалась вместе, продолжаясь в Израиле.
Отсюда уже шло общее. Общие заботы, волнения - за нас, за будущее внука. Тревога за страну и надежда на мир. Политика и воспитание, армия и террор, цены и налоги. Говорили обо всем, что волнует обыкновенную израильскую семью.
Вот только песни наши мамы пели на разных языках. Но именно такие песни больше всего и объединяли нас. Сливались их голоса, когда они начинали подпевать друг другу. Каким-то удивительным образом получалась одна мелодия, которую пели все поколения еврейских мам. На арабском, русском, идиш…
Пели о своем народе, который рассеялся по всему свету, пели о страданиях, о надежде. Вечная материнская молитва вырывалась из таких мелодий. Молитва о детях, о мужьях.
Забывались в такие вечера отличия, несогласия, исчезали трудности в языке и разница в ментальности. Мы особенно чувствовали тепло друг к другу, радость и гордость за наших родителей.
Особенно острым было ощущение того общего, семейного, которое всегда присутствует в нашем народе.
