С тех пор, как я стал размышлять над историей еврейского народа, меня, как и многих других, поразило явление, составляющее основную канву этой истории, а именно - вражда между евреями и другими народами. Откуда эта вражда и из чего она возгорелась?
Желание добраться до истоков этой вражды явилось главной причиной того, что я искал ответа на этот вопрос в самых разных источниках. Данная статья посвящена результатам этих изысканий в кратком виде.
Вначале считаю нужным сказать, что по роду моих занятий, я человек, далекий от исторических исследований. Только очень серьезные причины смогли заставить меня взяться за подобную работу.
Мы живем в высшей степени странное время, которое представляется мне эпохой величайших противоречий. Говоря это, я имею в виду шаткость и изменчивость в воззрениях на нормы высшего нравственного уровня поведения, нормы, которые несколько десятилетий тому назад не могли подавать ни малейшего повода к спорам.
Кто, например, в конце сороковых годов (имеется в виду XIX-й век) считал допустимым открыто проповедовать непримиримую ненависть к евреям, подобно тому, как это сегодня делается в Германии?
Какой из тогдашних европейских профессоров осмелился бы бросить в глаза целому народу, что он не способен и не должен изучать определенные отрасли человеческих знаний (Бильрот)? И в то же время другой профессор, почтенный естествоиспытатель (Шлейден), выступает в защиту евреев целым рядом статей, восхищающих глубокой эрудицией и пламенной любовью к этому несчастному народу. Разве все это нормальные явления?
Приняв во внимание тот путь, по которому еще недавно шла европейская культура, это явилось полной неожиданностью для всей мыслящей европейской интеллигенции. Если такие два представителя науки, как Бильрот и Шлейден, могут так глубоко расходиться в воззрениях на один и тот же народ, то что можно ожидать от темной массы, не имеющей никаких научных исторических убеждений?
Как бы то ни было, но никто не станет отрицать, что в числе ненормальных явлений нашей эпохи, почти повсеместно возбужденная борьба против евреев занимает не последнее место.
Поэтому я считаю, что именно теперь имеет смысл исторически найти и объяснить истоки той вражды к евреям, которая до сих пор, время от времени, так сильно обостряется.
При этом я не строю никаких иллюзий и не надеюсь, что приведенные мною факты образумят тех, кому совершенно невыгодно разувериться в своих заблуждениях. Но, быть может, те немногие читатели, которые привыкли задумываться над историческими фактами, извлекут для себя какую-то пользу из выявленных мною фактов и их интерпретации тем, что будут сами в дальнейшем искать правду в этом хаосе мнений и предубеждений…
В истории евреев, даже при первом, поверхностном, взгляде на нее, нас поражает одна необыкновенная особенность. В течение многих столетий мы видим народ, настойчиво и энергично развивающий одну исключительную (духовную) сторону человеческого бытия, одну идею. Его политическая жизнь имеет свой оригинальный, совершенно самобытный характер, его интересы, его заветные стремления кажутся диаметрально противоположными интересам и стремлениям его соседей. Отсюда эта изолированность, эта замкнутость в историческом плане жизни евреев.
Это также является основной причиной того, что историей евреев мало интересовались их современники. Древний мир не видел ничего интересного в истории этого небольшого, странного народа…
Скифы, не оставившие почти никаких следов своей исторической жизни, не имевшие даже малейшего отношения к развитию какой-нибудь общечеловеческой идеи, - скифы, однако, могут похвалиться тем, что и на их долю досталось несколько гениальных страниц почтенного Геродота.
Отчего же он не говорит о евреях? Неужели скифы более последних могли заинтересовать Геродота? И греческие, и римские историки, разумеется древнейшие, почти ни одним словом не упоминают о евреях. Последние начали говорить о них лишь тогда, когда евреи стали представлять интерес для истории Рима.
Долгое время история евреев была в общем пренебрежении у всех народов древнего мира. Но настала новая эпоха, появились новые устремления, другие идеи и вот, неожиданно для всех, история евреев делается классической, становится «настольной книгой» всего человечества…
В истории евреев нас поражают не блестящие внешние события, не победы, завоевания и т.п., но необыкновенная внутренняя жизнь народа, которому суждено было занять такое важное место в истории новейшей цивилизации.
В самом деле, с какой бы стороны ни объяснять и толковать события еврейской истории, она никогда не будет иметь особенного интереса в глазах воина и политика, но зато сколько привлекательных и интересных сторон представляет она для мыслителя!
С самого начала мы видим небольшое племя кочевников - семитов, мирно кочующее на равнинах Месопотамии. После многих переворотов и невзгод это небольшое племя гением одного великого человека возвышается до степени тесно сомкнутого народа, энергично стремящегося к достижению известной цели.
Палестина, обетованная Палестина, сделалась лозунгом этого народа… Но не страсть к завоеваниям, не смелая, пылкая удаль побуждала мирных евреев к этому важному историческому шагу. Палестина нужна была им как почва, на которой могла широко развиться историческая жизнь евреев, план которой был предначертан свыше.
Завоевание Палестины евреями представляет в их истории единственную эпоху, в которую блестящим образом проявилась внешняя деятельность народа. Но можно ли сравнить это завоевание евреями Палестины с завоеваниями других народов? Есть ли хоть малейшее сходство в стремлении евреев к завоеванию себе клочка земли с бурными, стремительными нашествиями других народов-завоевателей древнего мира?
Первыми руководствовал разумный, глубоко обдуманный план, последние же инстинктивно, без предначертанной цели и плана, шли с востока на запад и с севера на юг, разрушая царства и поглощая народы, встречавшиеся на их пути.
Оттого и результаты завоеваний в первом и втором случае совершенно различны. Народы-завоеватели по преимуществу смотрели на завоеванные ими страны как на временную стоянку, нисколько не заботясь о них и оставляя их при первой же необходимости.
Где исторические следы, например, гуннов, завоевавших почти полмира? Не то было с Палестиной. Евреи, завоевав ее, смотрели на нее как на дорогую обетованную отчизну свою. После этого, усевшись в Палестине, евреи и не думали делать более завоеваний. Войны, которые мы видим в первые годы пребывания их в этой стране, имели чисто религиозный характер и были вызываемы крайней необходимостью.
Внешние проявления жизни евреев во время пребывания их в Палестине были весьма ограничены, и характер древних евреев не мог в этом раскрыться. Кроме того, этому препятствовали также и законодательные меры. Но последние проистекали только из необходимости соответствия с характером народа, для которого были назначены. Зато в Палестине совершенно оригинально развивалась внутренняя, гражданская жизнь.
Все эти законодательные меры были направлены к тому, чтобы довести местную теократию до совершенства и развить в народе неограниченное благоговение к этой стороне гражданской жизни.
Не наше дело разбирать, в какой мере подобный порядок вещей удобен в практическом отношении. Но дело в том, что это факт и факт несомненный и неоспоримый.
При подобном стремлении, столь рельефно выраженном в древнем законодательстве евреев, весь ход гражданской жизни должен был принять совершенно самобытный характер. С одной стороны, отчуждение от всего, что не соответствует главным основам этого направления, а с другой, необыкновенная, энергичная стойкость в поддержании этих основ со стороны их последователей.
Сближение этих основ с элементами других народностей непременно повлекло бы за собою их упадок, они невольно должны были бы оказаться несостоятельными.
Вот главная причина исторической самоизоляции иудаизма, вот ключ к объяснению многих фактов еврейской истории, которые, по-видимому, кажутся столь странными. Власть мирская тесно сливается с властью духовною и в древней жизни Иудеи, поэтому мы не видим борьбы иерархии со светской властью в том смысле, как мы это встречаем в течение исторической жизни других народов.
Идеал народного властителя, по древнееврейским понятиям, должен был быть в то же время и идеалом теократии. Не отступать ни на шаг от древнего законодательства и обычаев отцов - вот главный принцип исторической жизни евреев.
Идея этого принципа так глубоко проникла в еврейскую жизнь, что она проявляется во всех фазах ее, и вследствие этого она так оригинальна. Ей суждено было ознаменовать себя не громкими внешними деяниями, а тихою, скромною сосредоточенностью.
Еврейской жизни заповедано было хранить в недрах своих для будущего цивилизованного мира великую идею монотеизма. И нужно отдать ей справедливость: она свято исполнила этот великий и многотрудный завет!
Из того, что мы сказали о принципах, послуживших основанием древнего еврейского законодательства, нетрудно заключить даже apriori, в каком виде должна была развиться гражданская жизнь этого народа.
Все стремления его были направлены к тому, чтобы строго исполнять завещания отцов и мирно жить на своем клочке земли: одним словом, деятельность народа была замкнута в очень тесных пределах. Поэтому древняя Иудея составляет высшее проявление идеала патриархального государства. Все, что выходило из пределов его, должно было оставаться чуждым избранному народу.
Стоит взглянуть на историческую карту Палестины, чтобы убедиться в выгодах, какие она представляла развитию торговли. Живи в ней народ с другими стремлениями, чем евреи, древняя Палестина могла бы играть в тогдашнем мире такую же роль как Финикия. Но древнее законодательство не могло благосклонно смотреть на торговлю, потому что через торговые сношения евреи невольно должны бы были подвергаться влиянию других этносов. Оттого не только внешняя, но даже транзитная торговля была в древней Иудее весьма слабо развита.
Таков общий характер древнееврейской жизни в пределах своего отечества. Из этого не трудно заключить, что должно было произойти, когда эта самососредоточенная, совершенно оригинальная народность придет в соприкосновение с другими этносами.
Действительно, после политического падения Палестины история евреев принимает совершенно другой характер. Главной особенностью ее делается вражда между победителями и побежденными - вражда, беспримерная в истории человечества.
Явление это, выражавшееся в различных видах в разные эпохи, становится краеугольным камнем всей последующей истории пребывания евреев почти во всех странах, в которых они оседали. Вражда, дикая вражда закипала против евреев и часто угрожала им совершенным уничтожением.
Неудивительно, если слово историка, касающегося этой стороны еврейской жизни, звучит как-то особенно грустно. Неудивительно, что многие страницы некоторых еврейских историков написаны желчью…
Но откуда эта вражда? В чем, собственно, состоит вина этого несчастного народа? Почему многие думают, что евреи справедливо подвергались столь продолжительному и неслыханному гнету? Почему даже теперь обвиняют их иные в самых нелепых небылицах?
На все эти вопросы может отвечать только беспристрастный разбор исторических фактов. Мы поэтому разберем их подробно и беспристрастно, чтобы читателю можно было проследить все фазы этой великой исторической вражды. В самом деле, если рассмотрим причины, вызвавшие эту вражду и последствия, сопровождавшие ее, то нам легко будет вывести из них заключение, приложимое к какой угодно стране и ко всякой эпохе.
Мы выше сказали, что народы древнего мира относительно поздно познакомились с евреями. Это следует считать первой и главной причиной нелепых басней о еврейском народе, сохраненных древними историками.
Эти нелепые толки и басни о евреях получили в древних литературах как бы право гражданства, списывались почти буквально позднейшими историками и, подтверждаемые знаменитыми литературными авторитетами, они все более и более укоренялись в умах народов.
Историки писали о евреях понаслышке, и не было для них никакой, самой нелепой басни, которой бы они не верили и тщательно не внесли в свои исторические рассказы.
Несколько ближе римляне познакомились с евреями во время первых войн Иудеи с Римскою империей. Но знакомство это нисколько не послужило к более тесному сближению этих двух народов. Что могло быть общего между евреями и римлянами?
Римляне называли и считали их варварами и с самого начала возненавидели их за тот героический дух и стремление к свободе, проявлявшиеся столь резко в политической жизни Иудеи, и с которыми беспрестанно приходилось им считаться.
Стоит проследить историю первых войн Рима с Иудеей, чтобы увидеть все ожесточение, с каким боролись эти два могучих противника. Римляне, так легко справившиеся с Карфагеном, Азией, Грецией, Галлией и Германией, встретили вдруг такое неожиданное и сильное сопротивление со стороны народа, занимавшего небольшой уголок Азии и который они, в сознании своей непобедимой силы, считали ничтожным с политической точки зрения.
Их старый, неумолимый девиз divide et impera (разделяй и властвуй), по крайней мере в первое время, не мог иметь никакого приложения относительно Иудеи. Помпей, первым вступивший в Иудею с римскими легионами, очень скоро узнал, с кем имеет дело и что народ этот победить не так легко, как думали в Риме.
В чем же состояла сила еврейского народа, которую он противопоставлял победоносному Риму, и которая внушала справедливое опасение его самым знаменитым полководцам?
Сила эта состояла не в армии, не в крепостях, с которыми римляне справились бы без всякого труда, а в высоком нравственном самосознании, в великих исторических преданиях, составлявших для евреев все, что было драгоценного для них в жизни.
Евреи, конечно, понимали, что их религиозные убеждения, столь чуждые римлянам, будут служить вечной причиной вражды. Так это и произошло. Римлян побуждало к войне непомерное честолюбие и страсть к завоеваниям. Евреев же в борьбе с ними одушевляли беспредельная любовь к своей родине, завещанной им Богом и неограниченное уважение к своим религиозным убеждениям и обычаям, составлявшим единственную и главную основу их политического быта.
Римляне вскоре оценили эту силу, с которой им приходилось бороться. Иудаизм поэтому стал им ненавистен, поскольку служил главным препятствием в процессе покорения Иудеи. Отсюда то отвращение, какое питали римляне к религии Иудеи.
«Всякий народ, - говорил Цицерон, - имеет свои религиозные обряды подобно нам. Религия же евреев столь противна величию империи, славе нашего имени и законам республики, что она внушает нам отвращение».
Не проглядывает ли в этих словах холодный, расчетливый политик, который презирает чуждую религию за то, что она составляет силу народа, который ему хотелось бы победить? Тацит, описывая укрепления иерусалимского храма, очень метко замечает, что евреи их построили как бы в предчувствии того, что религия вовлечет их в кровопролитные войны с другими народами.
Итак, первою причиной ненависти римлян к евреям послужили их религиозные убеждения, но только потому, что убеждения эти были важны для римлян в политическом отношении.
Легко можно себе представить, что побежденным евреям нельзя было ждать пощады со стороны озлобленных римлян. Иудаизм, опасный для них при политической самостоятельности евреев, после внушал им презрение. Колкими насмешками над их религиозными убеждениями и обычаями они как бы вымещали старинную политическую вражду свою на евреях.
Первые евреи, приведенные в Рим после падения Иерусалима, должны были с самого начала терпеть очень много от римлян. Насмешки и обиды градом сыпались на несчастных пленников, служивших часто потехою для необузданной, гордой римской черни. Современные сатирики, всегда верные истолкователи общего настроения умов данной эпохи, старались представить их с самой жалкой и смешной стороны.
Итак, евреи с самого начала должны были почувствовать гнет римского владычества за свои религиозные убеждения. И как, в самом деле, можно было ужиться строгому еврейскому единобожию рядом с римским политеизмом, усвоившим себе религиозные верования почти всего тогдашнего языческого мира?
Римлянин, познакомившийся с эллинизмом и светлым, ясным воззрением на мир, почерпнутым из учений греческой философии, презирал еврея за риторизм и неумолимую строгость его нравственной жизни. Как было тогдашнему римлянину понять все величие идеи, послужившей основой иудаизма?
Второй причиной вражды между евреями и римлянами послужило христианство. Римляне не обращали сначала внимания на возникшее тогда новое учение, но когда вера Христа начала быстро распространяться, она возбудила в них опасения.
Тогдашние философы и политики вооружались против нового учения, предвидя очень ясно, что оно скоро подорвет основы языческого мира. Но римляне, не понимая нового учения, смешивали его сначала с иудаизмом и всем гонениям, поднятым на христиан, подвергались также и евреи.
Это послужило в дальнейшем причиной глубокой вражды между христианами и евреями. Евреи, чуждые прозелитизма, старались оправдываться постоянно пред римскими властями, которые особенно опасались христиан. Но все их усилия были напрасны. Евреев преследовали заодно с христианами.
Так, например, Светоний рассказывает, что император Клавдий выгнал из Рима евреев за то, что они производят постоянно беспорядки по внушению Христа(!).
Мы думаем, что из вышесказанного ясно видны причины вражды между римлянами и евреями. С одной стороны, иудаизм внушал римлянам опасения в политическом отношении, с другой, возникшее тогда христианство вызывало гонения против евреев, потому что их считали главной причиной христианства.
И страшны были эти гонения, которым подвергались евреи в последние времена римской империи. Эта эпоха, за небольшими исключениями, как например, царствования Августа и Антонина, представляет ряд самых ужасных мучений, которым подвергались евреи, как в пределах Римской империи, так и в самой Палестине.
Упомянем только о двух обстоятельствах, относящихся к этой эпохе. Император Адриан под опасением строжайшего наказания запретил обряд обрезания. Но мало было всех этих гонений. Евреи, рассеянные в пределах римской империи, с умилением обращали взоры свои к Иерусалиму.
Этот же Адриан на развалинах разрушенного Иерусалима основал новый город, названный в честь его Элеей (Aelia Capitolina) и запретил евреям не только жить в нем, но даже приближаться к нему.
Город был окружен военными кордонами, строго наблюдавшими, чтобы к нему не приближался ни один еврей. «В то время, - говорит блаженный Иероним, - толпы старцев, покрытых рубищем, и женщин, одетых в траурные одежды, с усилием взбирались на Оливковую гору и когда устремляли оттуда взоры свои на великолепный город Адриана, слезы потоком лились из глаз их. Только одни стоны и рыдания слышны были на этой священной горе…»
Кто, к какому бы народу он ни принадлежал, и каких бы ни был религиозных убеждений, может читать без сердечного умиления эти строки, раздирающие сердце?
Евреи-изгнанники предпринимают из Италии дальний путь в Палестину, чтобы хоть раз в жизни взглянуть на святой город. Что же должны были чувствовать эти «старцы, покрытые рубищем и женщины в траурных одеждах», когда им даже не позволяли приближаться к развалинам древнего Иерусалима? Есть ли психологическая возможность, чтобы тогдашние евреи не возненавидели от всей души тогдашних римлян? Можно ли обвинять их за это?
Одна какая-нибудь великая личность, силою необыкновенного ума и воли становящаяся выше уровня человеческих страстей, может прощать врага своего и не желать ему зла, но может ли возвыситься до такой точки философского мышления целый народ?
Тогдашние евреи должны были ненавидеть тогдашних римлян за мучения, которые они от них терпели, потому что считали их смертельными врагами, лишившими их свободы и отчизны… Народ как бы инстинктивно сознает правоту свою и не щадит, конечно, своих притеснителей.
Со вступлением на престол Константина Великого гонения на евреев еще более усилились. Во всех сочинениях первых христианских писателей, дошедших до нас, евреи выставляются в самом мрачном свете. Этот дух нетерпимости отзывается во всех тогдашних законах, касающихся евреев.
О сближении их в это время с жителями Римской империи нельзя было и думать. Вражда дикая, необузданная кипела с обеих сторон. В собрании законов императора Феодосия находится один древний закон, строго запрещающий христианам вступать в брак с еврейками.
Закон этот предписан был первыми христианскими соборами. В кодексе Юстиниана находятся еще более строгие законы касательно евреев. Один из них запрещает евреям в известные праздники украшать дома свои цветами!
Преследования и гонения на евреев в период средних веков усиливались постоянно в возрастающей прогрессии. Мы могли бы привести в ужас наших читателей, если бы хладнокровно, словно анатомическим ножом, раскрыли перед ними эти страшные раны, которые средневековый фанатизм наносил евреям… Но мы не делаем этого потому, что оно завлекло бы нас слишком далеко. Кроме того, сознаемся откровенно, нам недостает хладнокровия историка, чтобы мы могли изобразить эту страшную эпоху.
Мы старались, сколько могли, представить вражду между евреями и народами, с которыми они приходили в последовательное соприкосновение, с самого начала развития ее, чтобы читатель мог судить о причинах подавших повод к этой вражде. Не можем не заметить здесь только одного обстоятельства. Если евреи в первое время возбуждали против себя римлян, оттого что были для них опасны, то в этом случае гонения на них со стороны римлян еще сколько-нибудь оправдываются, по крайней мере, с политической точки зрения.
Но за что же гнали евреев в средние века, когда они потеряли уже политическую самостоятельность и когда, следовательно, с этой стороны их нельзя и нечего было уже опасаться? Зачем же когда они странниками являлись в какое-нибудь место из дальней стороны, их встречали презрением и ненавистью? Неужели оттого, что их боялись? Но можно ли было бояться этих бедных, измученных странников, всегда носивших с собою сознание своего бессилия, потому что их везде безнаказанно преследовали и гнали?
Если попробуем теперь резюмировать все сказанное нами выше относительно причин, подавших повод к вражде между евреями и другими народами, то на основании несомненных исторических фактов можно прийти к следующим заключениям:
При первом же столкновении римлян с евреями иудаизм должен был сделаться им ненавистным потому, что он составлял одну из главных причин, мешавших покорению Иудеи. Вражда эта была, следовательно, чисто политическая.
С возникновением христианства евреи одинаково с последователями нового учения подвергались гонениям со стороны языческого мира. Это, в свою очередь, не могло не вызвать борьбы между евреями и христианами. После победы христианства над языческим миром вражда между христианами и евреями, по крайней мере, в первое время, имела репрессивный характер.
Все эти причины, вместе взятые, не могли не вызвать в евреях враждебных чувств к другим народам. Сознание того, что не они первые подали повод к этой вражде, должно было усугублять враждебные чувства, которые они стали питать к другим национальностям.
Говоря о мотивах вражды к евреям со стороны других народов, мы не можем пройти молчанием еще одну из этих причин, которую часто эксплуатируют противники иудаизма - результаты умственной деятельности евреев, т.е. их литературу. Поистине на первый взгляд кажется непонятным, каким образом можно было делать ссылки на еврейскую литературу, для того чтобы оправдать вражду к евреям. Посмотрим поэтому, в чем собственно дело.
Литература евреев замечательна в очень многих отношениях. Но, к сожалению, и в этом случае историку приходится бороться с той же ненавистью, которая запечатлела и гражданскую жизнь евреев. Еврейская литература, в особенности раввинизм (талмудический иудаизм), подвергалась всегда жестоким нападкам со стороны ученых других национальностей. Причина этому ясна: на нее нападали оттого, что не понимали.
Особенно доставалось всегда громадному произведению иудаизма - Талмуду. В самом деле, с первого взгляда изречения и положения этого древнего кодекса кажутся странными и несогласными с обыкновенными правилами общечеловеческой нравственности. Но нужно вспомнить взгляды и направление идей, послуживших основанием Талмуду. Мы уже выше старались показать, что еврейская жизнь развилась совершенно оригинально и самостоятельно. Очевидно, что и Талмуд, составляющий крайнее выражение этой жизни, должен носить на себе тот же, самобытный и странный, характер.
Главным образом нападали обыкновенно на догматическую сторону его. Но на это можно было отвечать тем, что догматическая сторона принадлежит не Талмуду, а Ветхому Завету. Раввинизму, как исключительная его собственность, принадлежат только обрядные законы. Эти последние вовсе не так странны и смешны, как многие старались доказывать.
Этого же мнения был и Фридрих Великий. Он поручил Мендельсону составить извлечение из Талмуда, которое могло бы служить нормою для решения судебных вопросов, возникающих между евреями.
Мендельсон добросовестно исполнил этот труд и в 1778 году издал в Берлине это извлечение, под заглавием: «Обрядные еврейские законы» (Ritualgesetze der Juden). Сочинение это в свое время было необходимой настольной книгой у всякого немецкого юриста.
Еще раньше ученому миру представилась возможность познакомиться поближе с содержанием и духом Талмуда. Когда в Базеле собрался Синод (1509 г.) для рассмотрения Талмуда, главное обвинение состояло в том, что содержание Талмуда оскорбительно для христианства.
В это время знаменитый И. Рейхлин, лучший тогдашний знаток еврейского языка, восстал против этого обвинения и в красноречивом опровержении доказал всю неосновательность его. Этот факт приобретает тем большую важность, что опровержение было дано ученым-христианином, авторитет которого был единодушно признаваем всем тогдашним ученым миром.
Историческое развитие Талмуда и основы его - Мишны может служить также самым лучшим опровержением этого обвинения. Содержание Талмуда сосредоточено преимущественно на догматической и юридической стороне исключительно еврейской жизни и если Талмуд говорит о чем-нибудь другом, то это разве только о различных событиях еврейской истории.
«Если под Талмудом разуметь одну Мишну, - говорит Вагензейль, - то я могу утвердительно сказать, что во всем Талмуде не находится ничего оскорбительного для христиан, он не содержит никаких басен и вообще ничего, что было бы несогласно со здравым рассудком. Он содержит только предания и составляет, как мы сказали, свод традиционного еврейского права». Слова эти принадлежат христианину и христианину беспристрастному.
Талмуд послужил образцом для последующей умственной деятельности евреев. Величайшие еврейские литературные авторитеты посвящали всю жизнь свою объяснению Библии и Талмуда. Таким образом возникла многочисленная семья древних еврейских комментаторов, между которыми пользуются особенным авторитетом и славою испанский еврей - знаменитый Маймонид и французский еврей РАШИ (в ХII столетии).
Заговорив о еврейской литературе, не можем не обратить внимания на одно очень важное обстоятельство. В истории евреев во время пребывания их в пределах Римской империи был период, когда евреи не подвергались исступленным гонениям, а напротив, видно, что римские язычники старались сблизиться с ними.
Это влияние евреев на тогдашних современников было чисто умственное. В сочинениях тогдашних философов и поэтов не видим уже прежних насмешек над еврейскими обрядами, а напротив, они отзываются о них с величайшим уважением. Время это совпадает с эпохою наивысшего процветания александрийской философии.
В философии преобладали тогда две главные системы: эклектизм и неоплатонизм. Неоплатоники следовали учению Платона и Пифагора, облекая его мистицизмом теогонических учений Индии и Персии. Еврейские ученые Филон, Аристобул и Иосиф, писавшие на греческом языке, пользовались большим авторитетом у неоплатоников.
Другая тогдашняя философская система - эклектизм - собирала из всех философских систем все то, что казалось ей лучшим, и таким образом создала стройное целое. Очевидно, что эта система при таком направлении не могла не прийти в соприкосновение с еврейской литературой.
Поэтому мы в философах этой школы видим явное стремление к сближению с иудаизмом. Он уже не считается суеверием, а напротив, тогдашние философские умы стараются подвести его под известную систему и сблизить его с учением других философских систем.
Нумений, например, не может выразить всего своего удивления к евреям за их спиритуализм и за то, что идея их о Боге свободна от всего материального. «Что такое Платон, - говорит он, - как не Моисей, говорящий греческим языком?»
Неоплатоник Гермипц (возможно Гермий Александрийский) прямо говорит, что Пифагор большую часть своей философской системы заимствовал у евреев. То же самое подтверждает и Ямблих, биограф многих философских знаменитостей. Диодор Сицилийский говорит, что по закону Моисея евреи не поклоняются статуям оттого, что человеческие формы неприличны для изображения божества.
Дион Кассий самым лестным образом отзывается о благочестии евреев и удивляется строгой простоте их храмов. Одним словом, мы замечаем совершенную перемену в направлении тогдашних умов: энтузиазм к еврейской философии был всеобщий. У Порфирия сохранен замечательный отзыв эфесского оракула о евреях: «только одни евреи и халдеи постигли истинную мудрость: одни они поклоняются вечному царю».
Тот же Порфирий защищает обычай, по которому евреи воздерживаются от употребления свиного мяса, потому что и по учению неоплатоников животное это есть «самое нечистое выражение материи».
По свидетельству Лампридия, императоры Гелиогобал и Филипп гордились тем, что над ними был совершен древний обряд обрезания. Из этого видно, что даже и на этот древнейший обряд иудаизма, над которым прежде так сильно издевались поэты и философы, начали смотреть совершенно с другой точки зрения…
Одним словом, эпоха эта представляет замечательное явление. С одной стороны, необыкновенное влияние иудаизма на тогдашние умы, с другой, как бы сближение евреев с язычниками в социальном отношении. Евреев уже не чуждаются, как отверженного племени, а стараются научиться у них мудрости, завещанной им Богом.
Пример этой эпохи интересен в научном отношении, поскольку показывает, что могут сделать евреи, если внешние обстоятельства тому благоприятствуют.
В подтверждение только что сказанного я не стану распространяться о том, что сделано евреями по отношению к нашей культуре вообще, так как заслуги их в этом отношении давно известны. Моя задача была только разобрать в беглом очерке одну сторону исторического иудаизма.
В заключение не можем не высказать, однако, одного искреннего желания. Пусть те, которые так называемый «еврейский вопрос» сделали объектом своей литературной деятельности, поближе и посерьезнее знакомятся с историческими судьбами народа, о котором толкуют. Пусть они лучше вникают во внутреннюю жизнь его и тогда, я уверен, они избегнут тех ложных взглядов на этот вопрос, которые столь часто отзываются крайней шаткостью и незрелостью.
Вообще в высшей степени желательно, чтобы постоянные толки о настоящем положении евреев были перенесены на чисто историческую почву. Только с историей в руках можно осветить некоторые стороны еврейской жизни, которые кажутся в высшей степени темными и непонятными.
Игнорировать историю в столь важном деле значит заведомо желать быть несправедливым и поверхностным. Historiam nescire - id est semper esse puerum. (Cicero) (Не знать истории - значит всегда быть ребенком. Цицерон)
Профессор М. Г.
