Люди вышли на улицу. Вот это, честно говоря, поражает. Я видел кадры, как женщины снимают хиджабы, как они отрезают волосы себе. Мне казалось, что только страх действует, что человек — раб страха. И вдруг какое-то такое состояние, что можно над ним как-то подниматься.
Я понимаю. Дело в том, что Иран — это особая страна, духовно развитая, не религиозно. Древняя страна, я бы даже сказал уважаемая. Эта страна, которая является одной из колыбелей человечества. И если они будут просыпаться правильно, то эта страна будет очень сильной.
Несмотря на то, что сегодня там экономический кризис?
Ну что сегодня? Это понятно.
Вот интересно, это же вы говорите о наших таких, можно сказать, злейших врагах.
Это неважно, врага тоже можно уважать.
Ну да. Даже необходимо, я думаю.
Я был как-то в Англии у беглого суфиста. И таких людей там немало. Так что нельзя всем этим пренебрегать.
Как он говорил высоко о любви! Вообще!
Да.
Вот это слово повторял, это было красиво. То есть это живет в них, в иранцах?
Да.
Понятно. То есть нам надо как бы с ними наладить какие-то отношения все-таки?
Ну это я не знаю, это зависит от них. Я думаю, что мы, конечно, были бы согласны, но у них слишком религиозная партия. А вообще, в принципе, между нами нет никаких двусторонних претензий друг к другу. Абсолютно.
