"Мамочка, ну, пожалуйста, ну купи мне это!" - я тяну маму за рукав, на выходе из магазина. "Купи, купи, купи!" - я канючу без умолку. "Я же сказала тебе уже - нет!" Оглядывается по сторонам, смущенная моим поведением. Выходим на улицу. Волна ледяного ветра обжигает мое лицо. Валит снег. Моя бабушка ждет нас снаружи. "Я куплю ему", - говорит она, вынимая кошелек из своей сумочки. Мама не уступает: "Я сказала нет, значит нет!"
В ту же секунду я решаю наказать ее и убегаю вглубь многотысячной толпы посетителей ярмарки в Лужниках. "Мишутка!" - я слышу, как кричит мне бабушка вслед. Но все же бегу, не оглядываясь, и растворяюсь в толпе.
И сегодня, спустя много лет, ее голос, до сих пор, звучит в моей голове: "Мишутка!". Как я посмел так поступить по отношению к ней?! Моя любимая бабушка, которая души во мне не чаяла. Моя бабушка, которая пережила концентрационный лагерь Штуттгоф. Пережила в течение нескольких лет невыносимую принудительную работу. Пережила эпидемию тифа. Спаслась от газовых камер, производства мыла из человеческих тел и крематория.
В январе 1945 года, когда советские войска были уже близки к лагерю, фашисты погнали узников на запад. Моя бабушка была среди них. Лес. Лютая зима. Без еды и без теплой одежды. Они шли, как широкая черная река, сужающаяся со временем. Многие умерли от истощения. Тот, кто ослаб, был застрелен надзирателями СС.
Некоторые из заключенных достигли берегов Балтийского моря. Там были загнаны в леденящую воду и расстреляны из пулеметов. Мою бабушку и других заключенных погнали в направлении Восточной Германии. Но это оказалось невозможным из-за продвижения советских войск. Фашисты заставили выживших заключенных вернуться в Штуттгоф. Тысячи людей погибли по пути.
Во всем этом ужасе, через который она прошла, было что-то, что давало ей силы жить. До войны она познакомилась с моим дедушкой. Они полюбили друг друга. Когда началась война, мой дедушка был призван, и они договорились встретиться после войны и пожениться. Благодаря этой мысли, надежде в ее сердце, она смогла выжить в этом аду. Она выжила благодаря любви.
Я стою один посреди огромной ярмарки. В зимнем пальто и меховой шапке-ушанке. Приличный слой снега уже навалил мне на голову. Трясусь от холода, ноги заледенели. Зубы стучат. Тысячи серых людей проходят мимо и не замечают меня. Мне страшно. Я очень хочу, чтобы меня нашли.
Вдруг ко мне подходит старик с седой, белой бородой. "Все в порядке, сынок?" - он спрашивает. Я молчу. Он достает из авоськи апельсин и протягивает его мне. Я отрицательно качаю головой. Старик настаивает. Я беру. Бросаю взгляд на апельсин. На нем этикетка в виде ромбика Maroc. Вдруг слышу: "Мишутка!" Поворачиваю голову в сторону голоса и вижу бабушку. Бегу к ней и обнимаю ее.
Я бы отдал сейчас все, чтобы снова попробовать бабушкин лимонный рулет или хотя бы почувствовать его аромат. Услышать еще раз дедушку, который будил меня утром со словами: "Вставайте, сударь, вас ждут великие дела!" И я спрашиваю себя: “Какие великие дела ожидают меня на самом деле?”
Еврей, живущий в процветающем Израиле в начале 21-го века. Живу себе, как сыр в масле катаюсь. Сижу в теплом доме, со своей семьей, пишу эти строки. Что я осознал для себя, что понял из того, что пережили мои бабушка и дедушка во время Холокоста? Наши бабушки и дедушки?
Что я могу сделать, чтобы предотвратить в будущем такие зверства против моего народа, или любого другого народа? Ощущения, которые я испытывал, когда стоял один посреди серой и безразличной толпы на огромной ярмарке, помогают мне понять, что именно. Такой простой человеческий поступок как обратить внимание на заблудившегося ребенка в толпе, дать ему апельсин (позже я узнал, что апельсины импортировали в СССР из Израиля и заменяли наклейки Jaffa наклейками Maroc). Случай со стариком, его чуткость ко мне, наводят на мысли.
Нам не хватает чувствительности друг к другу. Почувствовать себя на месте другого. Забыть хотя бы на секундочку о себе. Это и называется "возлюби ближнего своего, как самого себя". И если мы думаем, что это всего лишь наклейка для машины, не заменяйте ее наклейкой "беспричинная ненависть".
Моя молитва, чтобы ни мы, и ни один другой народ, не были принуждены к маршу смерти. Чтобы мы удостоились научиться любить друг друга безвозмездно. За нами остается лишь выбирать, к какому будущему мы движемся.
Иногда задаю себе вопрос-особенно когда возникает очередная компания о неминуемой завтра ,,конце света''-а смогло бы наше поколение пережить то, что пережила наши родители и деды?! Отец на фронте, мать с бабушкой без мужчин , но ещё с двумя дочками в эвакуации , дед , погибший в ополчении на обороне Одессы, другой дед , выживший в ГУЛАГе, и ещё бабушка, расстрелянным в украинско еврейском местечке?И живая сестра отца, спасенная украинкой Шурой Олейниченко(Праведницей Мира) . Нет ответа! Ине хочу ,чтобы мы и дети с внуками его задавали себе. Для этого и есть Израиль.