Когда и глаза видят, и сердце понимает!

Моего пациента зовут Дима. Он взахлеб читает табличку, на которой неделю назад его правый глаз видел только самую большую букву.

Не я его оперировала. Диму прооперировал мой коллега неделю назад. Это произошло рано утром, а после обеда его срочно демобилизовали. В Израиле мы к этому, к сожалению, привыкли...

Как мне хотелось бы, чтобы он был сейчас рядом в этой радости! Я всегда с благодарностью вспоминаю своих коллег, которые многому меня научили.

Сопереживать тому, кто прозрел, всегда было одним из сладчайших моментов в моей жизни. Каждое такое событие окрыляло на годы. Очень радостно было наблюдать, как по-разному выражают свою радость от прозрения в различных странах, где я жила и работала. Особенно в Малави, стране в центральной Африке, куда меня, как и многих других глазных врачей, Министерство иностранных дел Израиля направило по особому проекту помощи.

Там пациенты от радости приплясывали. И каждое такое проявление воодушевляло меня - ведь человек снова мог видеть. Какое счастье! А я была к этому причастна.

Жизнь не всегда праздник

Но не каждый мой рабочий день был сплошным подарком. В случае с Димой была особая динамика. Один из его послеоперационных визитов ко мне заставил меня крепко задуматься.

Как обычно Дима не вошел, а пулей влетел в кабинет. Неудивительно, он же армейский стрелок. Я внимательно осмотрела его левый глаз. Рана после его ранения на фронте (мое сердце сжалось от боли, когда я ее впервые увидела), уже почти незаметна. Зрение вернулось и стопроцентное!

Мое сердце наполнилось радостью, однако вижу - Дима ерзает на стуле. Он чем-то явно озабочен. Говорит: "Доктор, а у вас нет более мелких букв на таблице?"

"Конечно, есть!" - выпаливаю ответ в унисон его лихорадочному темпу. И пока включаю прожектор с таблицей, в голове мелькает мысль: сколько людей на свете были бы на все готовы, чтобы им вернулось стопроцентное зрение, а Диме этого мало!

Чувствую, я должна ему помочь. Он не первый в моей практике, кто хочет видеть лучше - более мелкие буквы на таблице. Обычно такое требуют местные кочевники-бедуины. Они живут ближе к природе, вдали от городов, где для глаз просто бескрайние просторы. Поэтому они больше смотрят вдаль.

Многие из них замечательные следопыты. Но в последнее десятилетие их образ жизни с мобильником в руках и компьютером на столе повлиял на остроту их зрения.

Мои мысли снова с Димой. Он прекрасно разглядел три малюсенькие добавочные строчки. Но это его только завело.

"Спасибо вам, доктор, еще раз, что вы так терпеливо со мной возитесь. Я очень доволен, что те три добавочные строчки на вашем современном японском прожекторе я разглядел! Вы дали мне понять, что это супер-зрение больше, чем у всех! - тут он чистосердечно не по-армейски вздохнул. - Будьте добры, подыщите мне такую табличку, в которой я не все могу разглядеть. Я чувствую всем своим нутром, что могу больше. Не могу вам сформулировать в словах, что именно. Чтобы мне было, куда стремиться дальше".

От пациента я такое слышала впервые. Дима внимательно смотрит мне в глаза. Теребит рецепт в руке. Чувствую, как через него судьба передает мне вызов: не успокаиваться, видеть все строчки на таблице. Намекает, что через пациентов, мы, офтальмологи, должны тоже развиваться, выйти из общепринятых офтальмологами матриц.

Два глаза - как два супруга

Перед следующей встречей с Димой я лихорадочно перебирала все таблички, которые есть в распоряжении офтальмологов. Процесс заставлял меня шевелить моим клиническим мышлением: способностью синтезировать знания для самого правильного подхода к лечению. И вот настал день.

Дима влетел!

"Доктор, я готов! Жду, какую табличку будем разглядывать".

Я знала что цветное зрение у него в норме. Было проверено. И протянула ту, что перед вами на фото. Это стандартная табличка для проверки стерео-зрения.

Я ждала реакцию Димы. Для него новизна была только подпиткой. Легонечко держит табличку. Вдумчиво отвечает, что видит. С легкостью cправился! Так я и знала. Он рад как мой внук и не скрывает! Мне хочется подпрыгнуть на стуле от радости, но по должности не положено.

"Поздравляю! - вырывается у меня от чистого сердца. - После вашего ранения и операции вы неимоверно быстро вернулись в норму".

Отодвигаю табличку в сторону и начинаю привычное объяснение: "Все рекламы по исправлению зрения, лазерные операции на глазу, обещают стопроцентное исцеление. Это цель. Но не тут-то было! Два глаза у человека - они как два супруга".

Делаю паузу и выжидаю реакцию. Дима поднимает брови.

"Да! - говорю. - Важно, чтобы не только каждый из них мог видеть стопроцентно, но и чтобы они вместе дружно видели стерео. Главное - чтобы они, глаза, между собой ладили. Иначе в глазах будет двоиться. Или один из глаз станет ленивым.

Вы, наверное, знаете, Дима, eсть профессии, в которых без этой способности человек не справится. Это не как у вас, снайперов. Я уже написала статью о параллели между супружеской парой и парой глаз. Найду обязательно время и опубликую. А с вами вот что: пора больничный закрывать. Через три месяца жду на проверку".

Он сияет. Не успела за ним дверь закрыться, как я с тревогой засела за поиски: где мне такую табличку откопать, которую еще ему не показывала? Он ведь вернется в действующую, в смысле в армию. А там глаза навостро днем и ночью.

Надо, чтобы он почувствовал, что не зря ко мне приходит. Не хочется перед ним при следующем осмотре опозориться. Не только он уязвим, мое эго тоже очень не любит профессиональных поражений. Ох, как не любит!

Все пошло не по плану

Я долго и добросовестно готовилась к следующей встрече с Димой. Подыскала табличку, чтобы проверить насколько он способен различить контрасты. Она знакома только тем, у кого особые проблемы их различать. Я была уверена, что эта новизна его заинтригует и он без проблем с ней справится.

Но все пошло не по плану.

Предпоследний в списке пациент вышел. "Можно?" - слышу знакомый бас. В дверном проеме вижу сильно похудевшее лицо Димы, а глаза сверкают совершенно новым блеском, как у влюбленных.

Открывает дверь настежь и заходит на костылях. Присаживается, осторожно приспособив ногу в гипсе.

"Что с вами стряслось?! - у меня сердце заколотилось в горле - Когда вы успели?!"

"Да вот, авария на фронте. Я поспешил… Подробности не спрашивайте. Не могу. А урок я усвоил прекрасно, он был слишком понятным. Прошел несколько операций".

Я вижу как он сжал кулаки, стараясь скрыть дрожь в пальцах

"В больнице встретил свою любовь. Нет лиха без добра! Правда? Она больничный социальный работник. Я знал, что любовь форматирует даже таких крепких орешков, как я. И даже зрение исправляет!"

Он сияет и я чувствую радость.

"Вот гляньте, что она мне подарила, чтобы поправить мое зрение".

Он расстегнул кожаный пиджак. На широкой груди буквы на иврите. Ближе к подбородку большая, а ниже все меньше и меньше. Это ж надо! Табличка для проверки зрения на его груди.

"Это подарок от моей любимой жены. Она у меня мудрая", - слышу его довольный вывод.

"Доктор, вы попробуйте прочитать". Глаза Димы сияют. Правая рука разглаживает буквы на груди. Он выпрямляется, чтобы я смогла прочитать. Вижу, это непростая табличка. В ней смысл глубокий.

Буквы образуют фразу: "Чтобы каждый из нас мог видеть достоинства друзей, а не их недостатки".

Какое счастье, что он получил такую майку с молитвой Ноама Элимелеха, знаменитого каббалиста 18 века! У меня тоже есть такая. Я годами изучаю то, что на ней написано.

Спасибо Диме за идею надевать ее на работу. Я уже давно хожу в своей клинике в гражданской одежде, так как у многих пациентов страх перед белым халатом.

"Доктор, вы не представляете, как эта таблица меня подстегнула! - говорит Дима. - Похлеще того, что вы мне показывали".

При этих словах мне захотелось провалиться под землю. Неужели мы, офтальмологи, в глазах наших пациентов просто сухие технари, умеющие закапывать глаза, зашивать и подбирать очки? Недрогнувшей рукой ходовые рецепты выписывать. Хотя многим пациентам уже давно понятно, что большая часть из них совершенно не нужна.

Как был прав известный своеобразным, язвительным юмором Бернард Шоу, когда говорил: "Раз в году я прихожу к своему врачу: ему надо на что-то жить. Потом с его рецептом я иду в аптеку: аптекарю тоже надо на что-то жить. Когда я выхожу от аптекаря, я выбрасываю рецепт, потому что мне тоже надо жить".

Неужели наши пациенты считают, что у нас каменное, черствое сердце, не способное понять, что у человека душа страдает?! Приходят к нам врачам и жалуются не на страдающую душу, а на то, что зрение упало, глаза болят, зудят и покоя не дают…

Как часто мы, медики, хвастаемся современным подходом к лечению. Но кого мы способны современной медициной спасти? Лечим-то мы зрение, а болит у пациента душа. И знаем ли мы, умеем ли ей помочь, когда она страдает?

А ведь нас всегда учили не косметикой заниматься, а лечить первопричину. Поэтому мне покоя не дает мысль о том, насколько мы, офтальмологи, и врачи в целом еще далеки от одного-единственного действенного, комплексного подхода.

У меня сердце разрывается смотреть, как конвенциональная медицина во многих случаях беспомощно разводит руками. И поэтому я старательно изучала методы комплементарной медицины. Но об этом как-нибудь в другой раз.

Когда слова застревают в горле

Время пролетело быстро, но я даже не заметила, хотя оно уже исчислялось годами. И вдруг приятная неожиданность: Дима снова сидит напротив меня. Стройный, без костылей. Зрение стопроцентное и вдаль и вблизь, и стерео, и контраст, и цветное. Я жду, чем он меня сегодня обрадует.

И он обрадовал: "Знаете, доктор, я, хоть и могу, оружие в руки больше не беру".

Я была рада за него всем сердцем!

"А что, вы демобилизовались?"

"Да нет, жена мне намекнула, что стоит в армии остаться, но служить в совершенно другом амплуа. В жизни бы не подумал!  Я очень старательно и долго к этому готовился. Я знаю, что семьи солдат боятся услышать мои шаги под дверью. В Израиле это особый страх.

По должности я тот, кто приходит оповещать о том, что их сын, или дочь, отец, брат, невеста, жена героически погибли. И мое сердце, которое не дрожало, когда нужно было прицелиться и нажать на курок, отнять чью-то жизнь, сейчас сопереживает боли других. Это совершенно новое для меня чувство. Оно сильное".

Я сижу, киваю и думаю: "Боже, как человека война изменила!"

"Доктор, гляньте", - Дима подтягивает штанину.

Даже мне, врачу, стало страшно: там, где был гипс, сейчас металлический протез и ботинки.

Но Дима спокоен:

"Не смогла мне медицина ногу спасти. Но не мне вам рассказывать, что она может, а что не может. Когда я прихожу на этой ноге к осиротевшим семьям, то чувствую себя как бы причастным к их горю. Ведь мне тоже нелегко ходить по жизни".

И от боли за него у меня слова застряли в горле...

Благодарность судьбе

А Дима продолжает: "Доктор, я так благодарен судьбе!"

"За что?!" - вырывается у меня.

"За то, что вы помогли мне понять, что стопроцентное зрение - это вовсе не видеть табличку на стене. Вы, моя жена и судьба за последние годы по такому сценарию меня провели!"

Я внимательно слушаю, боюсь его перебить. И правильно. Он понял то, что я так хотела ему передать. Он понял то, что я уже давно стараюсь между слов передать всем своим пациентам. Сердце невольно наполнятся радостью. То что у меня заняло долгие годы, он понял за более короткий срок. Война ускорила в нем этот процесс.

Мне захотелось обнять этого добрейшего парня. За такое короткое время он прошел такую трансформацию, которую не каждый может.

Я вспомнила как на своей шкуре это переживала, когда в приемном покое работала. Когда надо было сделать самой тяжкий шаг для врача - выйти к родственникам больного и оповестить о его смерти.  Может, поэтому я захотела быть офтальмологом? Хотя, разве легче сказать пациенту, что его зрение нельзя спасти?

Я отвлеклась, к действительности меня возвращает голос Димы: "Зато с семьей мне повезло! Они освещают все вокруг. С женой могу обсудить все, что я думаю о жизни, что меня волнует. Смотрю деткам в глаза и радуюсь. А перед внутренним взором лица сирот и их матерей, и братьев павших, глядящих на меня с фотографий. А еще вбежавшие на плач соседи…

После первой моей встречи не со смертью, а с теми, кто потерял любимых, я только об этом и думаю. Зачем? Почему именно эта семья, а не другая? А в чем смысл жизни тех людей, кто никого не потеряли?"

Спасибо, Дима!

Я тихо сижу и борюсь с собой. По привычке Дима и на этот раз пришел последним, так что мы могли наговориться вдоволь. А разговор вдруг развернулся на все 180.  бережно вытащил из рюкзака табличку размером А4, но не передал мне, а показал, приглашая прочитать. Вот эта табличка.

Спасибо огромное, Дима! Спасибо вам, что вы смогли и нашли в себе мудрость понять, что человек должен научиться смотреть и видеть сердцем, а не только глазами. И главное - увидеть тот глубокий смысл в своей жизни, который должен разглядеть каждый. Ведь только тогда можно записать в его карточку, что он видит стопроцентно.

Дима, дорогой, я годами мечтала, чтобы в кабинетах глазных врачей были обе эти таблички. Первая - на остроту зрения, а вторая - на смысл. И чтобы на главном месте у всех была именно вторая.