В полуметре от салона росла огромная ель, ветки которой почти касались окна. А за ней раскинулся парк с большими деревьями и красивыми аллеями. В общем, не только мама была в восторге, но и я решил здесь пожить и, быть может, купить подобное жильё и себе. Оно выгодно отличалось от тесных городских квартир. И я был просто в восторге от квартиры, от просторов, открывавшихся за окном, и от возможности путешествовать по всему северу страны.
Вокруг парка по окружности стояли дома, в которых жили выходцы из Эфиопии. Прекрасные, тихие люди, сохранившие традиции страны исхода. Особенно я удивлялся восьмидесятилетним старикам — стройным и моложавым. Они выходили гулять с палочками, но мне было совершенно ясно, что это только так, для виду. Мне казалось, что они способны не только ходить без палочки, но и бегать. Это вселяло надежду, что в их возрасте я смогу чувствовать себя так же, как и они.
Но всё моё воздушное состояние длилось ровно одну неделю. Первое отрезвление произошло, когда я хотел записаться на курсы по программированию. Служащая не дала мне этого сделать, мотивируя свой отказ тем, что я уже инженер-электронщик. А вот этот молодой человек — учитель литературы и ему нужна эта специальность.
Другим моим разочарованием стал всё тот же прекрасный дом. Вернее, то, во что он превратился. Моими соседками были две сестры, одна из которых проживала на моем этаже, а другая — двумя этажами выше. Отличались они необыкновенно трубными голосами. Когда надо было позвать детей с улицы, их крик был слышен за два квартала без всякого усилителя. А так как обе эти женщины не работали, то практически до часу ночи спать было невозможно.
Затем я познакомился с двумя семнадцатилетними балбесами, которые, конечно, оказались их детьми. Несчастные неработающие матери купили им по тракторону. Естественно, мальчикам надо было где-то развернуться. Где? И вы еще спрашиваете? Конечно же в нашем прекрасном, маленьком парке, в котором они раздавили все дорожки и кусты. Последним «достижением» «детишек» стал вырванный их трактороном мощнейший крюк, державший все трубы водоснабжения дома. В результате вся система рухнула и дом остался без воды.
Попытка повлиять на их мамочек закончилась трубным, убийственным криком. Мне было сказано, что они, «марокканки», являются коренными жителями страны, а тут понаехало всякого мусора, да еще и свои порядки устанавливают. Робко намекнув, что я отношусь к «гомо сапиенс», то есть к роду человеческому, я побудил открыть рот другую сестру, которая камня на камне не оставила от моего человеческого происхождения. Крики сопровождались нецензурными выражениями, так что мне пришлось срочно ретироваться, позорно покинув место сражения.
Но больше всего меня расстраивали не высказывания обо мне этих двух сестёр. Больше всего меня расстраивал обыкновенный мусор, который буквально убивал всякое желание проживать в этом доме. Каждый день он выбрасывался на траву из окон, дверей и с крыши. Ведь в пятницу муниципалитет, так или иначе, пришлёт своих людей и трава опять будет готова к принятию следующего мусора.
Только через год я понял поведение людей, получивших довольно хорошие квартиры за несколько десятков шекелей в месяц и портивших среду своего же обитания.
Эти люди жаловались буквально на всё: на муниципалитет, на пенсию, на врачей,— потому что они ощущали, что государство было им должно. Им было невдомёк, что за эти квартиры в центре страны надо было платить целую зарплату. Бесплатное жильё приводило людей к ощущению, что всё должно быть или очень дёшево или, вообще бесплатно. И выбрасывание мусора из окна было своеобразным проявлением собственного я. Смотрите, мол, вот я такой, особенный. В своём доме буду делать всё, что захочу.
Вообще, надо сказать, что нет людей лучших или худших. Так же как нет национальностей хороших или плохих. Я работал в домах в центре страны, где квартиры стоили миллионы долларов. Действительно, мусора там не было. На входе тебя встречает сторож, всё вокруг блестит. Но отношения соседей друг к другу... Подозрения, сплетни, желание командовать другими — вот с чем я столкнулся. И всё это делалось с улыбкой на губах и благожелательным выражением лица.
В человеке заложены все желания — от самых плохих до самых хороших. И важно лишь то, какими из них он разрешает себе пользоваться. Поэтому если бы в школе преподавали науку о правильном использовании желаний, то человек был бы гораздо более подготовлен к жизни.
Вскоре у меня снова произошла стычка с сестрами. Дело в том, что к ним каждую ночь заходили какие-то подозрительные типы и все соседи допоздна слышали их крики. Но однажды они, видимо, что-то не поделили и затеяли драку. Соседи вызвали полицию. «Вот сейчас, — подумал я, — их отсюда выселят и эти сумасшедшие крики наконец-то прекратятся». Но, как говориться, не тут-то было. Офицер полиции извинился перед женщинами, забрал буйствовавших и ретировался.
Назавтра, я пришёл в участок полиции. И там к своему ужасу вдруг выяснил, что у этих сестёр мужья уже много лет сидят за наркотики. А как только выходят, опять попадаются. Ну, а женщины, соответственно, или продают «наркоту», или устраивают карточные игры. Полиция с ними ничего поделать не может и иногда лишь ласково журит. От удивления я потерял дар речи.
«С кем ты, «интеллигент», связываешься, — подумал я. — С ними полиция щебечет, а ты хочешь что-то исправить? Ведь ты много лет занимался психологией и знаешь, что исправлять надо только себя. А остальные за тобой потянуться...
И плюнув, я пошёл работать на пластиковый завод «Кетер», чтобы поменьше находится в полуразрушенном доме и отвлечься от нехороших мыслей.. Но это уже отдельная история, требующая дополнительных объяснений...
