Мама
При нарушении этого закона обязательно приходит расплата. Она приходит в чувстве вины, когда уже не у кого просить прощенье, в мучениях стыда, в отношениях детей к нам. В болезнях и разрывах.
Мы выбираем друзей, можем выбирать соседей, но никто из нас не может выбирать родителей, братьев, родных. Они нам даются. Эти связи - самые прочные. Через эту связь мы получаем жизнь, привычки, здоровье… все, что потом будет строить нашу жизнь, жизнь наших детей и внуков.
В 17 лет я вырвалась из дома. Уехала в другой город, окунулась в самостоятельную жизнь. Училась, работала, друзья, вечеринки… Закрутилось, завертелось. Родной дом остался где-то в прошлом. Я год не вспоминала, что где-то живут мои родители, мама.
Как-то к нам в аппаратную, куда я устроилась крутить кино, позвонил директор кинотеатра и приказал спуститься к нему в кабинет.
Весело подпрыгивая по нашей железной лестнице, я спустилась в фойе, где располагался небольшой кабинет директора. Войдя, безвинно взглянула сидевшего рядом со столом директора участкового, который сверлил меня взглядом. Никаких преступлений я не совершала, однако директор представил меня участковому и вышел. И тут я начала немного волноваться – слишком уж грозный вид имел участковый.
«Садитесь!», - такое официальное обращение привело меня в легкую панику. Он положил передо мной лист бумаги и ручку: «Пишите».
Я лихорадочно стала вспоминать, что натворила. А он начал диктовать:
«Дорогая мамочка! Прошу тебя очень, очень… Продолжайте писать “очень” досюда», - ногтем он начертил полосу в середине листа.
В ответ на мой негодующий взгляд, он немного повысил голос: «Повторять не буду!».
От холода, от ярости в его голосе мне стало страшно. Я послушно начала писать «очень». К середине страницы я еле сдерживала слезы. Мама, где ты, мне страшно.
А участковый продолжал: «Отсюда и до конца листа пишите – «прости меня».
Слезы заволакивали глаза. И я уже сама, позабыв про участкового, писала: «Мамочка, прости меня!». Вспомнилось все. Как мама просила писать, как провожала меня во взрослую жизнь. Улыбалась, чтоб не расстроить меня. Но я видела, что она с трудом сдерживала слезы. Как на прощанье обнимала и не хотела отпускать, как шептала умоляюще: «Пиши доченька, пиши». Ее лицо, родные ласковые руки... Все это вобрало строчки «Мамочка, прости меня!».
Участковый забрал у меня исписанный лист и дал другой, чистый.
«Твои родители на тебя подали в розыск. Ты как уехала, ни строчки им не написала. Мне надо дать ответ, что ты нашлась. Пиши, что хочешь, я обязан твое письмо переслать твоим родителям», - его голос стал беспристрастным, почти равнодушным.
Я не помню, что я написала. Но эти слова – «прости меня мамочка» - до сих пор живут во мне. Мне уже намного больше лет, чем было тогда маме. Взрослые дети, внуки. Но до сих пор больно за тот год мучений, который я доставила маме. И все больней от того, что не могу попросить у нее прощенье. Мама умерла.
Совсем оборвалась ниточка с мамой, для которой я самая лучшая, любимая, родная.
Есть что-то очень глубокое, мистическое в связи мама - ребенок. Даже если ребенок взрослый. Эта связь бережет, охраняет, лечит. И не только своего ребенка, но и всех, с кем он продолжает жить.
Материнская любовь смягчает сердца. Она - противоядие от равнодушия. Она делает нас добрыми, отзывчивыми, человечными, покрывает внуков.
Ее не погасить, не остановить. Когда мы рвем эту связь, молитва матери становится сильней. И вдруг промелькнет в памяти родной образ, мелькнет мысль - позвонить, написать - и сразу неотложные дела.
И опять обрываем связь, по которой светлым лучом бежит к нам и нашим детям жизнь. Принимая ее - наполняемся радостью. Радостью материнской любви. И она бежит дальше из поколения в поколение. Поэтому наши мамы постоянно чинят ее, собирают по кусочкам, по минуткам телефонных звонков, по фотографиям, по редким встречам. И молятся, молятся за нас.
Кто-нибудь когда-нибудь думал, что бывает наоборот?...